Июл 19, 2014

Кузнецкий металлургический комбинат

A.D. Города и страны, Профессии, Событие "стройка коммунизма", XX век, документальные фотографии, домна, завод, Кузнецкий металлургический комбинат, металлурги, металлургия, Новокузнецк, Сибирь, СССР, сталинские репрессии, строители, строительство, фотографии 1 комментарий

В декабре 1925 года XIV съезд ВКП (б) одобрил проведение индустриализации в стране. С этого момента принято отсчитывать историю этого процесса, который, правда, не был начат с просто голого листа. Определенные наработки, исследования по индустриализации были сделаны еще в дореволюционные времена.

Одной из доставшихся в наследство большевикам идей было создание металлургического комплекса на Урале и в Сибири. Идея базировалась на наличии крупных месторождений угля в Кузнецком бассейне (их начали разрабатывать промышленно еще в начале XX века) и богатых железных рудах Урала. Объединив потоки сырья в стране можно было создать полноценную вторую металлургическую базу, в дополнение к уже существовавшей Южной. Именно этот план и привел в конечном итоге к появлению двух гигантов советской металлургии – Магнитогорского и Кузнецкого комбинатов (КМК).

В отличие от затянувшегося более чем на десятилетие строительства Бакальского (Челябинского) и Нижнетагильского меткомбинатов, КМК и Магнитка оказались проектами более успешными. В советской историографии главными причинами этого часто называют трудовой подвиг строителей и металлургов. Этот фактор также стоит учитывать, но, по всей видимости, дело обстояло прозаичней. Помимо обеспеченности трудовой силой, Урало-Кузнецкий комбинат (так изначально назывался проект создания Магнитки и КМК) создавался по иностранному проекту при активном участии крупных компаний и сотен специалистов из США, Франции и Германии. Опыт передовых индустриальных государств позволил минимизировать неизбежные огрехи советского планирования и хозяйствования, часто приводивших к срыву сроков. Кроме того, на реализацию этих проектов у СССР банально еще хватило денег (в частности, речь идет о германских кредитах).

Кузнецкий меткомбинат им. И.В. Сталина в конце 30-х годов.

Добыча каменного угля в Кузнецком бассейне началась еще до Первой мировой войны и это открыло новые перспективы по снабжению уральской металлургии, тогда прозябавшей на фоне южнорусских заводов. Как оказалось, Кузбасс был богат не только углем, но и железной рудой, хотя тогда этого точно еще не знали: Салаирские и Тельбесские группы месторождений руды были известны с XVII-XVIII веков, но к концу 20-х годов у большевиков там под рукой не было ни одного крупного разработанного рудного месторождения.

Летом 1917 года по приглашению правительства с инспекционной поездкой на Урале и в Сибири побывали американские специалисты, которые, однако, из-за отсутствия подробной информации о запасах сырья для металлургии не сумели разобраться в перспективности этого проекта. При большевиках попытки разработать проект по освоению этих запасов были продолжены. Постановлением Президиума ВСНХ 28 марта 1918 года был создан Уральский горнозаводской комитет, которому поручалось выяснить природные богатства Урала и Кузнецкого бассейна и составить планы их наиболее рационального использования. В июне 1918 года при горно-металлургическом отделе ВСНХ была создана Уральская комиссия, которой было поручено координировать работы по проектированию. Изначально решение проблемы виделось в организации встречных транспортных потоков – уголь из Сибири на Урал, в обратном направлении – руда. Впервые была высказана идея «маятника»: уголь Кузбасса – Уралу, руда Урала – Кузбассу.

Впоследствии это представление немного изменилось – благодаря работе Общества сибирских инженеров, сотрудничавшего с ВСНХ, к 1921 году стало понятно, что необходимо закладывать железорудные предприятия и в самой Сибири. Окончательное решение о реализации Урало-Кузбасса было принято позже, а в 1921-1927 годах в печати, на партийных собраниях (пленумах и съездах) неоднократно высказывались мнения против этого проекта. По мнению оппонентов Урало-Кузбасса во главе с профессором Диманштейном из Госплана Украины, развивать металлургию в Сибири и на Урале было слишком затратным. По их мысли, необходимо было сосредоточиться на инвестициях в южные, прежде всего, предприятия Донбасса и Кривого Рога. Впрочем, на XV съезде ВКП (б), состоявшемся в 1927 году, эти соображения не получили значительной поддержки, тем более, что к тому времени уже был почти решен вопрос с будущей площадкой и ТЭО строительства предприятия в Кузбассе.

В конце 1925 года при Совете Труда и Обороны (СТО) была создана специальная комиссия, на которую была возложена задача подготовки ТЭО Урало-Кузнецкого проекта и выбора оптимальных площадок строительства. В феврале 1926 года ВСНХ утвердил в качестве рудной базы будущего кузнецкого завода Тельбесское месторождение (поэтому изначально проект КМК получил название Тельбесского) в Горной Шории. Сразу стоит оговориться, что точных данных о рудных запасах в этом районе у большевиков не было, поэтому комбинат закладывали под уральские руды и лишь в перспективе — на местные. По имевшимся данным, промышленные запасы железорудных месторождений Горной Шории определялись в 15-18 миллионов тонн, что обеспечивало завод всего на 20-25 лет работы. Но геологи справедливо считали, что дальнейшие изыскания приведут к открытиям новых, более мощных месторождений железной руды в Горной Шории, Кузнецком Алатау и близлежащих районах Сибири.

Однако, несмотря на успех ряда геологических исследований в 1930-1939 годах, вплоть до 70-х годов запасы руды на Алтае и в Кузбассе не считались значительными. Поэтому обеспеченность собственной рудой у КМК, даже когда он был запущен в эксплуатацию, долгое время оставалась невысокой: например, в 1940 году она составляла лишь около 30%.

К ноябрю 1926 года ВСНХ разработал ориентировочный пятилетний план развития Сибири, согласно которому в Кузбассе предусматривалось строительство завода годовой мощностью в 330 тыс. тонн чугуна. В ходе согласований внутри комиссии Гипромеза в июле 1927 года под будущий завод была выбрана т.н. «Горбуновская площадка», находившаяся неподалеку от Прокопьевской шахты, реки Томь и железной дороги. В том же году Совет Труда и Обороны предложил ВСНХ СССР не позднее 1928 года приступить к сооружению производственных цехов Тельбесского завода. Однако из-за отсутствия проекта, который только в августе 1927 года дали на разработку иностранному проектировщику, начало строительства было отложено на год. По решению Президиума ВСНХ от 22 марта 1928 года был создан Тельбесстрой, на который возлагалось сооружение металлургического завода, угольных рудников в Осинниках и Араличевских железных рудников в Горной Шории.

Геодезические исследования на Горбуновской площадке.

15 января 1929 года СТО вынес постановление о строительстве Кузнецкого комбината, мощность которого была уже определена в 820 тыс. тонн чугуна в год. Надо сказать, это было не последнее «уточнение» — в 1930 году базовая мощность комбината была поднята до 1,2 млн. тонн чугуна. В апреле 1929 года в Москве состоялась XVI партийная конференция, которая утвердила первый пятилетний план. Согласно этому плану, в стране предполагалось увеличить производство чугуна почти в 3 раза – до 10 млн. тонн, а всего было одобрено строительство порядка 20 крупных предприятий черной металлургии (Магнитка, КМК, Криворожсталь, Днепровский комбинат и ряд других). Громады планов превратились в скором времени в настоящее мифотворчество: в 1930 году председатель Госплана Г.М. Кржижановский одобрил увеличение производства до 15-17 млн. тонн чугуна.

Семья грабаря-землекопа на Кузнецкстрое.

В принципе, из затеи с Урало-Кузбассом в том виде, в каком он был разработан советскими планировщиками ничего хорошего выйти не могло. Ведущий проектный институт страны – Гипромез начал с конца 1926 года (тогда был создан сибирский филиал института) разработку проекта будущего КМК. Однако максимум что он сумел сделать – это определить площадку, а также свести уточненные данные о запасах угля (по оценке профессоров Усова, Бокия и Рубина угольные запасы Кузбасса составляли 400-450 миллиардов тонн) в ТЭО. Опыта в строительстве и детальном проектировании таких предприятий у советских специалистов практически не было, поэтому было принято единственное возможное решение: привлечь к сотрудничеству зарубежные компании.

К августу 1927 года специалисты Гипромеза подготовили технические задания для проектирования будущего КМК и передали их в американскую фирму Freyn Engineering Company (США, Чикаго), которая в том же году подписала с советским правительством рамочный договор на оказание консультационных услуг сталеплавильной промышленности. В 1928 году Freyn подписывает договор на проектирование будущего КМК.

По этому предприятию непосредственное проектирование осуществлялось в Чикаго, а рабочие чертежи делались в СССР. Над ними работали смешанные группы советских и американских специалистов. Параллельно с этим одобрение проект получил на высшем политическом уровне. 7 февраля 1928 года Политбюро ЦК ВКП (б) одобрило подготовленные проекты СНК по строительству Магнитогорского, Кузнецкого и Керченского металлургических заводов.

В октябре 1928 года ВСНХ принял решение выделить 3 млн. рублей на подготовительные и разведочные работы строительства Тельбесского завода. Еще 2 млн. рублей было выделено Госпланом на строительство железной дороги до угольного и железорудного месторождений. После принятия XVI партконференцией первого пятилетнего плана, 20 апреля 1929 года ВСНХ утверждает предварительный проект КМК, в составе которого должны находиться: 4 домны, сталеплавильный, прокатный цеха, электростанция и коксовые батареи. Мощность завода, как уже отмечал выше, утверждалась в рамках 820 тыс. тонн чугуна в год.

Одной из важных задач, которую выполняли американцы, было проектирование производственных мощностей. Первоначально их предполагалось заказывать по схеме связанных кредитов в США, однако условия кредитования в Северной Америке оказались жесткими, и поэтому сами же американцы пошли на встречу советскому правительству, которое решило привлекать германские кредиты. В Германии же и было размещено производство мощностей для КМК по американским чертежам. Общая сумма кредитов, которые были привлечены под заказ оборудования для КМК, точно не известна, но, по всей вероятности, речь идет о десятках миллионов долларов (строительство ДнепроГЭС, например, по американским данным, стоило до 100 млн. долларов, а как проект КМК приближается к ней).

Рабочие на заводе компании Zimmermann Steel, которая совместно с Freyn осуществляла техническую поддержку строительства КМК.

Спроектировать, заказать и привезти оборудование было половиной дела. Необходимо было его смонтировать и запустить. Своих ресурсов у СССР для решения этой задачи не хватало, поэтому в 1930 году было заключено соглашение о соответствующей технической помощи со стороны Freyn. В июле 1930 года в СССР прибыла группа из 18 инженеров из Чикаго, которые уже с августа начали работу непосредственно в Кузнецке. После них в Сибирь потянулись и другие иностранные специалисты — из США, Германии, Австрии, Франции и Чехословакии.

Участие иностранных специалистов при возведении КМК можно оценивать как достаточно значительное. Руководителем проекта строительства мартеновского цеха был американский инженер Роберт Вейл. Всего на «Кузнецкстрое» работало, по самым минимальным оценкам, до 300-350 американских инженеров и рабочих (вероятно, их число было даже выше).

Возведение доменного цеха на КМК, начало 30-х годов.

Строительство Кузнецкого металлургического завода в апреле 1929 года было поручено «Тельбесстрою», который к концу месяца был переименован в «Кузнецкстрой». Первым начальником вновь созданной строительной организации был назначен Ф.Т. Колгушкин (1187-1937). В советской историографии его обычно называют «крупным» хозяйственником, но на самом деле это был типичный представитель тогдашнего среднего звена советских руководителей с типичной биографией. Без серьезного образования (исключен из Череповецкой семинарии), отсидка в тюрьме, после октябрьского переворота был начальником Петроградской электростанции, затем стал начальником Петроградского отделения Промбанка. После гражданской войны работал в Ленинградском областном ВСНХ и Сибирском краевом СНХ, после же эпопеи с руководством «Кузнецкстроем» занимал пост директора Верх-Исетского завода. В 1937 году расстрелян в Свердловске.

Непосредственным строительством в Кузнецке руководил А.М. Морозов, человек малокомпетентный, но имевший большое революционное прошлое. Их ошибки приходилось выправлять коллективу профессионалов-металлургов и инженеров-строителей. Главным инженером стройки был назначен И.П. Бардин, главным механиком – И.А. Кургин, имевший большой опыт работы на южных металлургических заводах, ведущим проектировщиком являлся Г.Е. Казарновский, имевший огромный опыт работы в Донбассе и бывший директором Гурьевского завода.

Вначале работы шли медленно – не хватало рабочей силы. Ее привлекали двумя способами – вольным наймом и вербовкой. Первый источник представляли крестьяне из близлежащих деревень, а второй инструмент позволял путем оргнабора (проводился наркоматом труда РСФСР) привозить на стройку жителей европейской части страны. Если в мае 1929 года на площадке работали только 450 человек, то к середине сентября численность рабочих выросла до 4100 человек.

В конце июня начались земляные работы под здание заводоуправления, работы по прокладке шоссейной дороги к станции, сооружению подземных железнодорожных путей от станции Кузнецк. Землекопы делали глубокие выемки на месте будущих угольных ям, скрапного и угольного двора, сортировочной станции.

Вся работа выполнялась вручную, землю грабари отвозили на лошадях. Первая динамо-машина дала ток 3 августа. Этого хватало, чтобы осветить постройку заводоуправления. К концу года стройка имела уже 3 генератора общей мощностью свыше 50 кВт, которой хватало для всего строительного комплекса. 29 октября 1929 года строительная площадка получила связь по железной дороге с Транссибом – пришел первый состав с лесом. К зиме началось жилищное строительство. На Верхней колонии, недалеко от строительной площадки, строились дома для технического персонала. Возводились бараки и землянки для участников строительства. Помимо производственных зданий закладывались столовые, хлебопекарня, овощехранилище, мясохранилище, ларьки, амбулатория, строилась баня.

Второй директор «Кузнецкстроя» С.М. Франкфурт.

На стройке процветали различные формы ударничества и постановки «трудовых рекордов» (интересно, что строители КМК «соревновались» со строителями Магнитки). Так, бригада землекопов А.С. Филиппова на обратной засыпке траншеи главного водовода, идущего от водозабора на реке Томь до завода, установила мировой рекорд по перемещению земляного грунта вручную. Примечательно, что лопата бригадира затем стала одним из экспонатов Музея Октябрьской революции в Москве.

Постепенно наращивались темпы промышленного строительства. Укладывались железнодорожные пути, и велось устройство веток к песчано-галечному и каменному карьеру. К январю 1930 года закончилось сооружение временной системы водоснабжения и были закончены гидрогеологические исследования. Тяжелый труд в кошмарных бытовых условиях стал источником вдохновения для советских писателей и поэтов. Как вспоминал Илья Эренбург, «люди строили завод в неслыханно трудных условиях, кажется, никто нигде так не строил, да и не будет строить».

За 1929 год на стройке была проведена планировка площадки, уложены подъездные пути, возведены кирпичный завод, технологический склад, 18 бараков и несколько каменных домов. Открылись столовая, школа, магазин. В 1930 году «Кузнецкстрой» вступил в новый период: завершалось строительство подсобных цехов, развернулось сооружение двух доменных печей, мартеновского и прокатного цехов, коксохимического завода и электростанции.

Одновременно прокладывались шоссейные дороги, строились кирпичные заводы, и даже реконструкция Гурьевского металлургического завода, снабжавшего стройку металлоизделиями, огнеупорами и фасонным литьем тоже шла по единому графику. Тем не менее, определенное отставание от сроков все же произошло. В мае 1930 года руководителем «Кузнецкстроя» была назначен партиец с дореволюционнам стажем, выпускник Политехнического института в Гренобле С.М. Франкфурт, любивший в печати, кстати, разоблачать «вредителей» и классовых врагов. Впрочем, его судьба не отличилась от истории Колгушкина. В 1936 году Франкфурта обвинили в измене Родине, шпионаже и терроризме, после чего он был расстрелян.

Летний барак в Кузнецкстрое, 1929 год.

Заказы на изготовление крупных металлургических агрегатов были размещены в Германии, Англии, отчасти США и Франции. Земляные работы шли круглогодично. В 1931 году число рабочих «Кузнецкстроя» выросло до 50 тысяч. Еще около 30 тысяч человек были на строительстве железных дорог и рудников. Естественно, что собрать такое количество людей одним только оргнабором было невозможно. По данным исследователя-краеведа Л.И. Фойгт, до 62% строителей Кузнецкого комбината были раскулаченными крестьянами и заключенными (Л.И. Фойгт. Сталинск в годы репрессий. Новокузнецк. 1993-1995)

В 1931 году стройка освоила планово до 150 млн. рублей (в 1930 году – только 50 млн. рублей). К концу года в строй были введены вспомогательные цеха — литейный и шамото-динасовый. В феврале 1932 года заработала коксовая батарея и ТЭЦ. Первая доменная печь была запущена в конце марта 1932 года (первый чугун – 3 апреля). Советское руководство оценило высоко эти достижения.

Телеграмма И.В. Сталина работникам «Кузнецкстроя»:

«Привет ударникам и ударницам, техперсоналу и всему руководящему составу Кузнецкого завода, добившимся высокой выплавки чугуна на домне № 1 и показавшим большевистские темпы в овладении новейшей техникой.

Уверен, что коллектив «Кузнецкстроя» разовьёт дальше достигнутые успехи, обеспечит не меньшие успехи на домне № 2, введёт в строй в ближайшие месяцы мартены и прокат, построит и пустит в этом году третью и четвёртую домны».
И. Сталин
“Правда” № 142, 24 мая 1932 г.

В сентябре 1932 года была произведена первая плавка в мартеновском цехе, в ноябре вступил в строй блюминг, а 30 декабря в рельсобалочном цехе была прокатана первая партия рельс.

Строительство прокатного цеха, начало 30-х годов.

В 1933-1935 годах Кузнецкий меткомбинат вводил в строй свою вторую очередь – две домны, мартеновский цех, новые коксовые батареи и прокатные станы. Большая проблема возникла с обучением специалистов – именно по причине отсутствия опытных рабочих и мастеров в 1933 году производство на новом западном оборудовании (блюминг – немецкой фирмы «Зак», прокатные станы – немецкой фирмы Schlemann) пробуксовывало. Часто отсутствие знаний приводило к повреждениям техники и даже доменных печей. Проблему решали также ударным способом – быстрой подготовкой кадров на базе филиала Сибирского металлургического института. В 1931-1932 годах по оргнабору на КМК прибыло до четырехсот инженеров и мастеров с южных предприятий СССР.

В 1936 году вступила в строй Мундыбашская обогатительная фабрика, что позволило использовать в доменном производстве бедные местные руды. В 1935 году крупного успеха добились доменщики. Четырьмя плавками они выплавили 1234 тысячи тонн чугуна — на 34 тысячи тонн больше, чем предусматривалось проектными расчётами (в год – до 1,2 млн. тонн). Таким образом, для освоения проектной мощности цеха кузнецким доменщикам потребовалось всего три года. Подобные «рекорды» (иногда в производственном отношении и бессмысленные) ставили и другие цеха. В 1937 году в блюминговом цехе, например, за смену стахановцы прокатали 6425 тонн металла при норме в 1480 тонн.

Советское правительство дважды (в декабре 1934 года и в марте 1939 года) награждало орденами и медалями большие группы рабочих, инженеров и техников. За руководство строительством КМК И.П. Бардин был награжден орденом Ленина и избран членом Академии наук СССР. К концу второй пятилетки КМК был введен в строй полностью. Его мощности оценивались в 1,74 млн. тонн чугуна, 2,15 млн. тонн стали и 1,7 млн. тонн проката в год. По ним КМК практически не уступал Магнитогорскому меткомбинату – 2,15 млн. тонн чугуна, 1,92 млн. тонн стали и 1,64 млн. тонн проката. По численности персонала КМК входил в первую десятку крупнейших производств, его штат достигал до 9800 человек (без вспомогательных производств и рудной добычи).

Склепка кольца доменной печи.

Вообще же, вторая пятилетка оказалась достаточно удачной для черной металлургии. И хотя не все проекты были выполнены, а кое-где темпы ввода в строй новых мощностей оказались ниже, результаты говорят сами за себя. В 1932-1937 годах в СССР были введены в эксплуатацию 20 новых доменных печей (в 1932 году их было 103), при этом рабочая площадь печей выросла почти на 50% (с 38,9 тыс. кубометров до 57,2). Такая же картина и с мартенами: если в 1932 году работало 296 мартена рабочей площадью 6,7 тыс. кв. метров, то в следующие 5 лет их число пополнилось еще 86 печами площадью до 3,6 тыс. кв. метров.

Тем не менее, развитие металлургии во второй половине 30-х годов стало замедляться. Одной из причин можно назвать инвестиционный цикл, который после пика вложений в начале 30-х годов привел к существенному снижению капиталовложений в середине 30-х годов, а также, возможно, и репрессии на производстве.

Вал репрессий в стране в 1936-1938 годах не обошел стороной КМК. В 1937 году на предприятии была вскрыта «глубоко законспирированная и широко разветвленная шпионско-диверсионная организация руководителей служб, отделов, цехов» — всего было арестовано 42 человека (как правило, это были технические специалисты). В 1937 году к расстрелу и заключению был приговорен 431 человек, работавший на КМК. Маховик репрессий ударил не только по рабочим, сколько по среднему и высшему звену

В 1934 году директором КМК становится профессиональный металлург К.И. Бутенко, после чего разгорается конфликт между ним и И.П. Бардиным, а также другими заводскими персонажами (Роза Гендин и т.п.). Жизнь на предприятии развивается привычным советским чередом: конкурирующие начальники ищут «вредителей», пишут друг на друга доносы. Апофеоз наступает в мае 1937 года, когда на III городской партконференции секретарь горкома заявил:

«Мы с Вами сейчас являемся свидетелями такого факта, когда основная руководящая головка нашего комбината оказалась шпионами, агентами, японо-германскими агентами, вредителями».

В конечном итоге, судьба Бутенко повторила истории его предшественников – в 1938 его арестовали и летом расстреляли (правда, многих его оппонентов постигла та же участь, как, например, замначальника планово-хозяйственного отдела Розу Гендин).

В мартеновском цехе КМК.

Хуже было то, что в экономическом плане, несмотря на крупные инвестиции советского государства в восточную металлургию, она по-прежнему серьезно уступала «советскому Руру» — южнорусским предприятиям на территории тогдашней Украинской ССР. Надежды на крупные залежи железной руды на Урале не оправдались — ее добыча падала, и на Урал приходилось завозить железное сырье из Украины и Центрального промышленного района. Тем не менее, к 1941 году большевикам удалось все-таки создать на Урале и в Сибири резервную металлургическую базу, которая к тому времени худо-бедно занимала во всесоюзном объеме выпуска продукции до 30-32%. Такая база оказалась очень востребованной в годы войны с Германией и после потери южнорусских предприятий.

Строительство воздухонагревателя доменной печи №3 (бетонные работы).

Руководству «Кузнецкстроя» ставилась задача как можно быстрее ввести в эксплуатацию производственные мощности, поэтому решение социально-бытовых нужд работников всегда оставалось проблемой вторичной. В директивах Запсибкрайкома и справках ОГПУ бедственное положение людей на стройке неоднократно отмечалось, однако ситуация выправлялась крайне медленно. В 1932 году на одного работника приходилось 3,5 квадратных метра жилья, в Сад-городе ситуация была еще хуже – там было только 1,5-2 квадратных метра.

»Под жилища заняты все сени, чердаки, чуланы. Несмотря на то, что завод входит в первую группу предприятий страны, люди не видели ни молока, ни мяса. На стройке начинают появляться единичные случаи инфекционных заболеваний».(Доклад «О готовности приема рабочей силы»).

Несмотря на все усилия немногочисленных врачей, в конце лета 1931 года на стройке вспыхнула эпидемия брюшного тифа. Летом 1932 года – эпидемия малярии. Осенью того же года началась эпидемия сыпного тифа, ситуация с заболеванием вшами становится критичной. Проблемы со здравоохранением решались очень медленно, а сама сфера крайне скудно финансировалась. В итоге, по данным главврача И.В. Родовича, за 1935 год из Сталинска уехало 124 человека медицинского персонала, а в 1936 году — 41 человек.

Скверное снабжение продуктами питания (хотя Кузнецкстрой был всесоюзной стройкой), чудовищные условия жизни, бардак и тяжелая работа приводили к самым скверным результатам. Из сообщения одного из информаторов горкома партии:

«15 января 1935г. в Кемерове… сразу в трех торговых точках большая очередь изломала стойки, а продавца магазина № 22 около шахты «Центральная» ударили палкой по руке. 14 января в 16-м магазине до полусмерти задавили жену одного инженера, которую пришлось увезти в больницу. На левом Жилкомстрое у магазина № 4 очередь образовалась уже в 4 часа утра – огромный хвост в 400 человек, но все-таки 90 рабочим хлеба так и не досталось.

Еще больше очередь была в магазине № 1 – 500 человек. Здесь 14 января сломали дверь и кассу. В 3-м магазине вечером была очередь около 300 человек, была давка, крики и драки, без хлеба осталось 24 рабочих.

15 января в механическом цехе опоздало на работу 6 человек рабочих на 30 минут, объясняя тем, что стояли в очереди, хлеба не получили и вышли голодными. Жена коммуниста начальника кузнечного цеха т. Пономарева со слезами заявила, что 3-й день остается без хлеба, муж ушел на работу голодный и детей кормить нечем…».

Другими итогами были межнациональные столкновения и даже к каннибализм – отдельные случаи были зафиксированы в Кузбассе и Сталинске, в частности.

Чтобы оценить фантасмагоричность жизни социалистической стройки, можно привести воспоминания бригадира-каменщика В.Я. Щидека:

»Когда мы кончали первую батарею в подарок XYI партийной конференции, то я в течение 4 дней не уходил с печи, домой не являлся. Подушкой для отдыха мне служила рельса, а чтобы было помягче, подкладывал брезентовые рукавицы.
Как раз перед этим у меня заболела жена, и я ее отправил в Томск, а дома остались двое ребят, одному 3 года, другому 7 лет. И вот, на второй день после моего ухода младший сынишка заболел и скоропостижно помер. Я под производственным угаром забыл про ребятишек. На пятый день прихожу домой и вижу — младший мой ребенок помер, а старший где-то ходит по площадке и ищет меня. Соседи также ходили и искали, но не нашли. А трупик начал уже пахнуть. Делать нечего, надо хоронить, а после пришлось хорошенько выпить. Пил за победу и пил за горе.

Потом мы работали на домне. Здесь у нас сразу не заладилось.
На комсомольском каупере работали комсомольцы. Они вступили с нами в соревнование, а мы об этом даже и не знали, пока они нам не поднесли сюрприз: проиграл, мол, ты, Шидек…

Началась травля нашей бригады, сделали вызов. Назавтра слет ударников и нас крыли во всю, прямо позором нас заклеймили на митинге. Обещали какую-то телегу сделать и нас на этой телеге тянуть на буксире.
Я обратился за помощью к «Рабочей газете». Она нам помогла, и мы на 5 и 6 каупере задание перевыполнили на 370 проц. Нас премировали жильем. Из барака переселили в каменный дом, дали по комнате».

Или вот еще случай:

«В 30-е годы Верхняя Колония быстро развивается, и огромным тормозом для ее развития становится сообщение с другими районами города. Кузнецкий комбинат стоял непреодолимым препятствием на пути к Верхней колонии. Люди не могли больше передвигаться по территории завода, где постоянно курсировали десятки паровозов, стояли сотни вагонов. Поселок как бы оказался в изоляции. Необходим был тоннель, который бы связал его с городом. Такой тоннель начал строиться в 1931 году. Как вспоминает начальник Кузнецкстроя С.М. Франкфурт, тоннель под комбинатом рыли вручную, копали глубоко, землю вывозили грузовиками, грабарками и вагонетками.

Особенно напряженными были летние дни 1932 года, когда развернулись бетонные работы. Нельзя забывать, что в 1932 году уже вовсю пускались основные цеха в эксплуатацию. Тоннель мешал основной стройке. Руководство Кузнецкстроя постоянно торопило руководителей строительства тоннеля Кожевникова, Ушатина и Заева. Работы стали вестись круглосуточно. И неудивительно, что один из прорабов А.М. Заев осенью простыл, заболел, но не покидал важного объекта. Однако болезнь его протекала быстро и бурно.

Вскоре А.М. Заев понял, что он больше не поднимется, не достроит тоннель. И когда товарищи пришли его проведать, он попросил похоронить его не на кладбище, а на своем участке, который он возглавлял. Хоронили Заева в жгучий морозный день. На его могилу насыпали гладкого щебня, а чтобы щебень за ночь не смерзся, поставили четыре больших жаровни. Утром следующего дня могилу залили бетоном». (Был такой поселок – Верхняя колония. //Кузнецкий рабочий. 26.08. 1999.)

Несмотря на весь социально-бытовой ад, вал доносов, репрессий и маразматическую борьбу со «шпионами, террористами и подрывным элементом» завод продолжал существовать и даже развиваться. В 1939 году местные инженеры вопреки всему изобрели и запустили в производство примитивную машину непрерывного литья заготовки – одну из первых в мире.

Соцгородок

Во время Великой Отечественной войны КМК перешёл на изготовление военной продукции: брони,стали для снарядов и гильз, а также изготавливали миномёты. На территории завода восстанавливали своё производство заводы эвакуированные из Украины.

КМК и город Сталинск. 40-е годы.

В 1941-1942 годах с комбината было призвано в армию более 6000 человек, из которых 2180 погибли. Их заменяли подростки, женщины, призванные в военную промышленность жители села и горожане, а также заключеные, ссыльные и трудармейцы. Достаточно сказать, что к 1945 году на территории Кемеровской области располагались Сиблаг, Кемероволаг, Кузбасслаг, Севкузбасслаг, Южкузбасслаг, Араличевский, Камышлаг, ОИТК УМВД Кемеровской области, имевшие совокупное «население» в более чем 60 тыс. человек. По данным историка В.Земскова, непосредственно в 1944 году на Магнитке и КМК было занято 4,3 тыс. заключенных ГУЛАГа.

Достаточно высокая доля подобного контингента непосредственно на металлургическом производстве оставалась и после войны: по данным на лето 1946 года до 25% штата предприятий СССР составляли «мобилизованные», около 6% приходилось на заключенных (хотя чаще всего их труд использовался во вспомогательном производстве.

Л.И. Петренко, первая женщина-металлург на Кузнецком комбинате на «горячем производстве».